Антон Жоголев

От редакции:

В серии книг «Капельки вечности», выпускаемой нашим другом, главным редактором самарской газеты «Благовест» Антоном Жоголевым, – пополнение. Только что из печати вышла его книга «Серебряная нить». По традиции Антон прислал её к нам в редакцию, позвонив вдогонку: «Жду вашего мнения». Что сказать? Новая книга Антона – несомненная его удача. Конечно, многие очерки и рассказы из неё мы и прежде читали в газете, но что-то пропустили, и эти материалы были для нас внове, а что-то в книге было опубликовано впервые. Но всё равно прочитали от корки до корки.

Вся книга – автобиографична. Непридуманные рассказы Антона узнаваемы по присущей только им энергетике, по исповедальному тону. Но это не просто зарисовки – каждый сюжет, каждую встречу на жизненном пути автор пытается духовно осмыслить, и мысли эти часто оказываются неожиданны. В некоторых из рассказов фигурируем и мы, ныне сотрудники «Веры», а в книге – ещё студенты Ленинградского университета. Можем засвидетельствовать, что автор отнюдь не «свистит», описывая сюжеты из прошлого, хотя, конечно, мы себя видеть со стороны не могли, и дело представлялось нам несколько иначе. Спасибо, Антон, за честный и умный взгляд на былое и нынешнюю нашу непростую жизнь. Искренне: пусть не со всем мы в ней соглашались, но читать твою книгу было интересно! А потому мы с удовольствием представим нашим читателям главу из «Серебряной нити» и поместим рекламку, которую ты нам прислал, – воистину, книга стоит того, чтоб её прочитало как можно больше православных людей.

Есть у меня друг, Михаил Сизов. Я сознательно не пишу – студенческий друг (хотя он именно такой и есть). Во всех временных определениях дружбы (друг детства, юности и прочее) есть что-то обкрадывающее саму дружбу, ограничивающее её, загоняющее в рамки. А мне бы этого делать сейчас не хотелось. Пусть уж лучше будет просто друг, да и всё.

Тем более что этот друг – наверное, так можно сказать – был послан мне Свыше. А может быть, и я ему.

13 июля 1982 года, шестнадцатилетним, я ранним-ранним утром приехал в Ленинград. Пешком шёл от Московского вокзала по всему Невскому до Васильевского острова, ловко уворачиваясь от норовивших окатить меня поливальных машин. Шёл до самого факультета журналистики, где и определил для себя набираться уму-разуму. И когда пришёл, оказалось ещё слишком рано, и там, кроме пьяненького сторожа, никого не было. Дверь мне отперли, только чтобы сказать: «Приходи через три часа, парень». И я оказался совершенно один в совершенно незнакомом городе. И совершенно счастливый при этом. Но моё одиночество длилось не более десяти минут. Вдруг появился он – Михаил Сизов. Он тоже приехал в Питер этим же самым утром и тоже – учиться на журналиста. Только с другого вокзала. С другого конца нашей бесконечной страны. Так началась наша дружба, которая до сих пор продолжается.

Сразу перескочу почти на десять лет и начну рассказывать от того момента, как ранней весной 1991 года я сидел в самарской булочной ночным сторожем-грузчиком и пытался писать рассказы. А Михаил и ещё один мой друг Игорь (студенческий, как вы догадались) в далёком заснеженном городе с труднопроизносимым именем Сыктывкар начали одну из первых Православных газет в России – «Эском»-«Вера».

В марте я взял в своей булочной отгулы и поехал в Усть-Сысольск (до октябрьского переворота так вот более благозвучно звался этот город). Пробыл у друзей я недолго. Но эти дни переменили всю мою жизнь. Просто это начатое ими святое дело – духовное просвещение через газету – создало такую могучую волну, что стоило только попасть в неё, и она понесла меня так далеко, как я и не ожидал… Я в этой волне тогда оказался впервые, и до сих пор меня несёт она по жизни, куда-то вперёд и вперёд…

Друзья, как им и положено, позаботились обо мне. И решили «презентовать» мне свой город, Коми Республику. Михаил предложил свозить меня в Троице-Стефано-Ульяновский монастырь. Он находился всего в ста шестидесяти километрах от города, старинный, большой, некогда главный форпост православия в этом северном крае. Его основал в XIV веке сам святитель Стефан Пермский, крестивший зырян.

Мой друг ещё работал в светской молодёжной газете, хотя уже и помогал вовсю своему товарищу делать церковную газету. Он выписал у себя в редакции командировку в монастырь. Ему выделили редакционный «газик» с шофёром – немолодым ворчливым мужчиной с серым невыразительным лицом и множеством шофёрских прибауток. Поехали!..

Путь был не очень долгим, и когда мы приехали в посёлок Ульяново, было ещё почти утро. Монастырь и правда впечатлял своими размерами. Огромный остров Веры среди бескрайних снегов! Высокие башни, кое-где обвалившиеся, делали его похожим на средневековую крепость.

И не было в нём ни души! Представьте себе крепость, которую бросили все её защитники… И некому встать возле бойниц, некому запалить фитили и встретить неприятеля шквальным огнём… молитвы!

К тому же и интернат для неизлечимых психбольных съехал с территории монастыря несколько месяцев назад. А местная епархия (тогда ещё её центр находился в далёком-предалёком Мурманске) даже и не помышляла о том, чтобы вновь прийти сюда. Да и откуда взяться здесь такому большому числу монахов? Их для огромного монастыря нужно было не менее сотни, должно быть…

Мы довольно долго ходили по опустевшему монастырю. Какие-то следы прежней жизни тут всё же угадывались. Сохранились остов высоченного храма, игуменский корпус, что-то ещё… Но всё равно было грустно и безжизненно в этом странном месте. Словно символ самой России, которая была сначала монастырём, потом домом скорби – приютом для психбольных, а теперь вот и вовсе запустела…

Рядом с монастырём, «как у Христа за пазухой», ютился небольшой, в несколько десятков домов всего, посёлочек лесорубов. Михаил знал там одну семью и повёл меня туда. Пьющая немолодая женщина рассказывала нам что-то про тутошнюю невесёлую жизнь. Про монастырь, каким он был когда-то (ей об этом рассказывали её родители). Про психов, которые ещё совсем недавно «паслись» тут по всей округе… Их никто толком и не охранял. Почему-то именно от этой ульяновской «почти старухи» (сейчас, я думаю, мы бы с ней оказались ровесниками) я впервые услышал слово «зыбка». Раньше мне, городскому парню, это древнее слово даже слышать не доводилось. Эта не совсем трезвая хозяйка дома терпеливо мне втолковывала, что зыбка – это такая детская люлька, привязанная на длинной верёвке к потолку и потому всё время мерно покачивающаяся, успокаивающая ребёнка, от того и название такое ласковое – зыбка. Я в ту пору слышал про мерно покачивающийся в Исаакиевском соборе маятник Фуко (своим покачиванием доказывающий, что земля крутится) – но ничего не слышал о зыбке, как странно! Зыбке, в которой выросли поколения моих предков… И теперь, когда слышу вновь это слово, сразу вспоминаю тот день и Ульяновский монастырь.

Уже в полдень пошли мы к машине. Шофёр наш, пока мы были в монастыре, должен был успеть сходить в местную столовку для лесорубов, перекусить там. Мы сели в машину. Шофёр ударил по газам. Но как-то странно ударил. Машина заревела и не сразу двинулась с места. Потом поехала, но неуверенно как-то. Мы не придали сначала этому значения. Но когда выехали на шоссе, почувствовали неладное. Шофёр молчал, и это опять же настораживало. А когда наконец заговорил, было уже поздно. Машина уже набрала ход, а мы как раз поняли, что он лыка не вяжет. И не просто подшофе, а очень крепко пьян. И как он успел, и где – так набраться? Машина всё разгонялась по пустому заснеженному шоссе. Через пару минут мы поняли, что он путает педали и почти не видит дороги. «Газик» на большой скорости нёс нас навстречу неминуемой гибели. А вот впереди появился и первый «КамАЗ»…

– Боитесь, мужики? – на полукрике зачем-то спросил нас шофёр. И тут же сам признался: – Да я и сам боюсь.

Я вдруг почти бесстрастно осознал, что это всё, конец! И с этого шоссе нам не выбраться живыми. Слишком быстро ехал наш «газик», слишком пьян был шофёр, слишком скользкой была трасса. И слишком уж в лоб нам целил огромный гружённый лесом «КамАЗ»…

– Молись! – закричал я Сизову. Но он и так, глядя во всё приближающуюся даль, что-то шептал спасительное… Ни вырвать руль, ни выпрыгнуть из машины… Только ждать, что будет… молиться…

И вдруг случилось чудо! Шофёр наш качнулся в левый бок, и за ним следом качнулся руль. Машина ухнула тоже влево и ударилась на всём ходу о заснеженный бордюр, въехала в кучу мягкого, по-весеннему рыхлого снега. И встала!

«КамАЗ» промчался мимо нас, и мы только успели разглядеть белое от ужаса лицо «водилы».

Вышли из машины, застрявшей в снегу.

Следом за нами вылез, шатаясь, от страха слегка протрезвевший шофёр.

– Сам не знаю, как так случилось, – несильно оправдывался он.

Михаил схватил его за грудки, раза два трясанул, но почему-то не ударил. Сказал только пару крепких слов. Я добавил свои. Шофёр лепетал что-то совсем непонятное, про гастроном, заначку. Про то, что всегда «меру знает», а тут… Потом мы услышали сакраментальное: «Не иначе как бес попутал… возле монастыря-то…»

– Ладно, сиди тут, гад, – сказал ему Михаил (как-то органично в нашем маленьком коллективе он оказался за старшего). – Проспись… Завтра всё главному расскажу, смотри у меня!

И мы пошли прочь от машины.

Залезая обратно в автомобиль, шофёр нам крикнул:

– Видать… Бог вас любит! – и захлопнул дверцу своего «газика».

Мы оказались вдвоём на шоссе. Слегка потрясывало ещё, но быстро остывало. Мы были молоды и безпечны.

– Ничего, проспится пусть. А потом спокойно доедет. Даже не знаю, стоит ли главному сообщать?.. – спросил у меня Михаил. И сам же ответил: – Наверное, всё-таки придётся. Чтобы втык ему сделали. А то кого-то другого вот так же подставит.

Я с этим согласился. Хотя всё оказалось гораздо проще.

Шофёр этот спал не час и не два, как мы предполагали, а все шесть часов. Проснулся в сумерки в уже полностью остывшем, промёрзшем автомобиле. С трудом добрался до города. Замёрзший, жалкий, с отмороженной ногой, едва доковылял он уже утром до редакции, и там ничего не надо было ему объяснять. Вмятина на машине и его синюшный вид всё сказали начальству и без Сизова.

Его не уволили, в который раз пожалели.

– На шоссе – не пропадём, – сказал мне Михаил и диктаторски поднял руку – впереди появился ещё один «КамАЗ». Мы как раз вдвоём уместились в кабине вместе со здоровенным детиной-шофёром. Уже через два часа въезжали в город. И чем ближе мы приближались к нему, тем явственнее зрела во мне даже не мысль, а мысль-чувство, что всё это было не случайно, не зря. Что это какое-то знаковое событие в наших жизнях.

Бог сохранил нас на этом шоссе неспроста. И готовит нас для чего-то большого и значительного. Какого-то служения, какого-то необычного поворота в наших только ещё выруливающих на взлёт судьбах…

Спустя четыре года, уже редактором «Благовеста», я вновь приехал к друзьям в Сыктывкар. Михаил, в ту пору уже заместитель редактора газеты «Вера», рассказал мне, что недавно Ульяновский монастырь передали Сыктывкарской епархии. И сейчас там налаживается монастырская жизнь. Предложил мне съездить туда на редакционном автомобиле. Я загорелся было этой идеей, но в последний момент что-то не получилось. Жизнь не любит повторений.

Антон Жоголев. Серебряная нить. Капельки вечности. Самара, 2015 г., 368 стр.

Сделать заказ на книгу можно по электронной почте: blago91@mail.ru, по тел. (846) 932-78-06 или письмом на почтовый адрес: 443010, г. Самара, а/я 243. Заказанная книга будет выслана наложенным платежом. Цена книги без учёта почтовых расходов – 390 рублей. По вашей просьбе книга может быть выслана с автографом автора.

←Предыдущая публикация     Следующая публикация →
Оглавление выпуска