Историческая повесть

(Продолжение. Начало в № 733)

Служба по-настоящему

Отец Николая, малоземельный крестьянин, ещё до революции перебрался со всей семьёй в уездный городок Сенгилей на Волге. В страшный голодный 1923 год в их семье из пяти детей остались только двое. Отец сначала служил в войске Колчака, потом оказался в Красной Армии, а при советской власти грамотный и смекалистый матрос стал работать шкипером на барже.

Барак, где жил Коля, находился неподалёку от добротного дома Афанасьевых, и дети подружились. Саша Афанасьев был домашним ребёнком, с книжным знанием жизни, и мальчишки, воспитанные по законам улицы, не давали ему проходу. Уличный террор для Саши закончился, когда Коля – паренёк с врождённым чувством справедливости – взял Сашу под свою опеку.

Их дружба продолжилась и в Москве, хотя юноши сильно различались по воспитанию и по характерам. В отличие от Александра, порывистого, эмоционального и порой слишком доверчивого, Николай был парнем спокойным, вдумчивым, с неторопливыми движениями и критическим складом ума. Революционная риторика не убеждала его, а ссылки на марксистско-ленинское доказательство неизбежности коммунизма на земле вызывали у него, познавшего строгость и красоту математических доказательств, лишь усмешку. Когда в компании троцкистов он упомянул о государстве рабочих и крестьян, его насмешку не поняли, а восприняли как реплику наивного юноши. Но Николай не был наивным. Он понимал, что во главе государства должны стоять образованные и культурные люди. Нынешнее засилье чванливых, корыстных и малограмотных партийных чинуш возмущало его. Однако и от большевиков-ленинцев он ничего хорошего не ждал и потому ни на какие демонстрации не пошёл, а праздничные дни просидел за книгами. Но когда он узнал, что демонстрацию оппозиции бесцеремонно разогнали, а её главарей стали преследовать, он проникся сочувствием к этому движению. Он было собрался вместе с Александром пойти на очередное заседание кружка, но неожиданные события изменили его планы.

Николай получил от матери письмо, где она упрекала его в том, что он совсем забыл своего крёстного Матвея Семёновича. И в ближайшую субботу Николай решил навестить его, живущего в своём доме на окраине Москвы. Матвей с женой Зинаидой были односельчанами и старыми друзьями родителей Николая. Когда мать провожала сына в Москву, она вручила ему листок с их адресом, и он жил у них целых полгода, пока не получил места в общежитии.

Была середина марта, пахло весной. Почерневший снег на мостовых понемногу таял, приходилось перепрыгивать или обходить лужи, чтобы не промочить ноги, обутые в прохудившиеся сапоги.

Николай доехал на трамвае до Данилова монастыря и пошёл по знакомой улице к дому крёстного. В монастырь тянулся верующий люд, в основном женщины. Вдруг его окликнули:

– Коля, ты?

Он увидел тётю Зину с младшей дочерью, идущих навстречу в белых платочках.

– К нам в гости? Наконец-то собрался. А мы в церковь идём, на вечернюю службу. Чуть не разминулись. Вот, Коля, возьми ключи, заходи к нам, не стесняйся. У нас в доме всё, как раньше. Там сейчас никого нет, Матвей ушёл в ночную смену.

Всё это, сказанное московской скороговоркой, заставило Николая улыбнуться. Да, обжилась тётя Зина в столице. Где её протяжная окающая речь коренной волжанки?

– А то пойдем с нами в церковь, если хочешь…

– А можно? – спросил он.

– Конечно, можно, – обрадовалась тётя Зина.

Служба проходила в Троицком соборе. Сначала Николай с интересом осматривался, в памяти пробуждались впечатления детства, когда его вместе с братьями и сёстрами родители приводили в храм. Последний раз он был на церковной службе десять лет назад, когда ему было 12 лет. После этого оба храма в их городке закрыли, а священников увезли неизвестно куда. Через два года службы возобновились, но родители туда не ходили: говорили, что священники там не настоящие, а какие-то «живоцерковники».

Он шёпотом спросил у тёти Зины:

– А служат здесь по-настоящему? Как раньше?

– Не сомневайся, – зашептала она ему в ухо. – Здесь, в монастыре, обновленцев нет, здесь только православные. Сегодня служит епископ Мануил, гроза всех обновленцев. Он, как сюда приехал, живо их укротил. Многие даже покаялись, вернулись вновь в православие.

В школьные годы Николай вспоминал о Боге только на уроках атеизма, но когда в вузе он стал серьёзно изу-

чать физику, то был поражён гармонией законов природы. И поневоле пришёл к мысли, что у вселенной есть Создатель. Так он и жил с верой «во единого Бога Отца, Вседержителя, Творца небу и земли», а всё остальное в Символе веры, кроме этой первой строчки, считал излишним.

Епископ Мануил служил неторопливо, благоговейно. Когда он стал читать Евангелие, в голосе его слышалась такая искренность, такая убеждённость, будто он видел всё это своими глазами. У Николая даже озноб пошёл по коже, когда под сводами храма зазвучали слова, написанные двадцать веков назад: «Во едину же от суббот Мария Магдалина прииде заутра, ещё сущей тме, на гроб, и виде камень взят от гроба…»

Когда служба кончилась, тётя Зина сказала:

– Давайте подождём немного, я хочу с владыкой поговорить.

Они присели на скамейку.

– Хочу пригласить владыку к нам в гости. Завтра после литургии. Мы ведь его духовные чада, приглашаем его то в один дом, то в другой. Он человек простой, не отказывает. А нам его вразумление ой как нужно! Ведь в такие трудные времена живём. Порой руки опускаются, не знаешь, что делать… Ты, Коля, тоже приходи, послушаешь Божьего человека… Да, да, не сомневайся, Божья благодать на нём. Молитвой своей людей исцеляет. В прошлое воскресенье бесноватую исцелил на наших глазах. Варвару порченую. Она, как в храм привели, так сразу упала: бьётся, кричит, ругается по-страшному. Пять человек её держали. А владыка подошёл, сказал: «Перестань кричать!» И она тут же замолкла. Её подняли, поставили… Вся мокрая, слабая. Владыка говорит: «Иди за мной». И она, как овечка, пошла за ним на клирос. А ведь ещё молодой владыка-то наш. Говорят,

43 года всего, а по лицу видно – много горя хлебнул.

Зинаида была права: епископ Мануил (Лемешевский) перенёс немалые скорби. В 1922 году, будучи иеромонахом и настоятелем небольшой домовой Спасской церкви в Петрограде, он с душевной болью наблюдал, как многие священники переходят в обновленческий раскол, в явную ересь, противоречащую каноническим устоям Христовой Церкви. Возглавил этот раскол Александр Введенский, в прошлом друг иеромонаха Мануила. Человек темпераментный, с незаурядным даром красноречия, он провозгласил себя митрополитом и при поддержке властей изгонял из храмов верных православию священников и ставил туда своих сторонников. Отец Мануил изо всех сил убеждал своих прихожан не поддаваться новой ереси. «Эта церковь сатанинская, прикрывающаяся обликом Христа», – говорил он.

В сентябре 1923 года отец Мануил был вызван Патриархом Тихоном в Москву и в Даниловом монастыре возведён в сан архимандрита, а затем хиротонисан и во епископа. Патриарх назначил его епископом Луги, викарием Петроградской епархии и, вручая ему архипастырский жезл, напутствовал такими словами: «Посылаю тебя на страдания, ибо кресты и скорби ждут тебя на новом поприще твоего служения, но мужайся и верни мне епархию».

К моменту приезда епископа Мануила в Петроград из 123 приходов только восемь оставались в православии, остальные отошли к обновленцам. Епископ Мануил мужественно приступил к борьбе с расколом. Он разослал по приходам свои воззвания, собрал съезд духовенства, оставшегося верным Патриарху Тихону. На съезде был выработан «чин воссоединения обновленцев с православными». Основной упор был сделан на проповеди и разъяснения среди притча и мирян. Сам владыка Мануил неутомимо ездил по приходам, призывал заблудших к покаянию. Говорил он просто, неустрашимо, называя своими именами не только вещи, но и людей. Он не отличался красноречием, цветистым слогом или особой интонацией голоса, но его слово было полно внутренней духовной силы, оно поразительно действовало на людей. Становилось понятным, где истина и где ложь.

Начали приносить покаяние целые приходы. Переломным моментом стало возвращение Александро-Нев-ской лавры в лоно православия. Трудность здесь заключалась в том, что большинство иноков не считали себя обновленцами и в то же время не поминали за богослужением Патриарха Тихона. Наконец после встреч и долгих бесед с иноками и начальниками Лавры удалось убедить их признать своё заблуждение.

В декабре возвратился в православие видный деятель обновленчества митрополит Петроградский и Лужский Артемий (Ильинский). Он приносил публичное покаяние в нескольких храмах епархии. В январе 1924 года вернулся в лоно Церкви Новодевичий женский монастырь.

Борьба епископа Мануила с обновленчеством продолжалась 125 дней. В итоге большинство петроградских храмов (83 прихода) возвратились в православие.

Обновленцы негодовали: такой победы они не могли простить епископу Мануилу. Посыпались клеветнические доносы властям. В результате владыка был арестован и в октябре 1924 года приговорён к ссылке на Соловки сроком на три года. Тогда на архипелаге ещё не было каторжного концлагеря. Условия жизни были нелёгкими, но терпимыми. Епископ Мануил жил в скромной монастырской келье и даже мог писать работы по истории Церкви. После освобождения в феврале 1928 года он прибыл в Москву и поселился в Свято-Даниловом монастыре.

Это было время, когда среди иерархов Русской Церкви вновь возникли нестроения, переросшие в новый раскол. После кончины Патриарха Тихона заместителем Местоблюстителя Патриаршего престола стал митрополит Сергий (Страгородский), однако не все архиереи согласились с этим. А когда в июле 1927 года митрополит Сергий опубликовал декларацию, в которой он призывал верующих признать советскую власть и молиться за неё, некоторые архиереи во главе с митрополитом Ленинградским Иосифом (Петровых) прервали с ним отношения. Возник раскол, названный «иосифлянским». Если обновленцы полностью поддерживали власть большевиков, то «иосифляне» считали эту власть безбожной. Они стали называть себя «истинно православными христианами». В миру это были обычные граждане страны, но у них были свои тайные приходы, и на своих службах они не поминали ни власть, ни митрополита Сергия. Нередко службы проводили в домашней церкви. Среди «иосифлян» было и другое крайнее направление: некоторые полностью игнорировали государство, стали жить независимо от него, скрываясь в удалённых местах.

За кем же идти: за митрополитом Сергием или за митрополитом Иосифом? Вопрос для православного человека отнюдь не праздный, ведь ложный пастырь может привести своё стадо в преисподнюю.

Вопрос епископу

Николай ночевал в доме своего крёстного, а утром вместе со всей его семьёй отстоял литургию в монастыре. Потом вернулся в гостеприимный дом и вместе со всеми стал ждать прихода владыки. Здесь было ещё человек десять гостей, среди которых две барышни – ровесницы Николая. Пожилые женщины во главе с Зинаидой накрывали на стол. Угощение собирали из нескольких домов: несли лучшее, что было, благо начиналась последняя неделя перед Великим постом.

Наконец в сопровождении Семёна пришёл епископ Мануил. Он был небольшого роста, сухощавый, с удлинённым худым и бледным лицом. На нём был поношенный подрясник, большой медный крест и панагия на груди, выцветшая синяя скуфья на голове. Увидев обильно уставленный блюдами стол, он пошутил:

– Ну, после такого угощения можно целый год поститься.

Прочитав молитву, все уселись за стол. За трапезой разговаривали мало, вопросы владыке стали задавать, когда подали чай. На вопрос о недавнем расколе он отвечал так:

– Митрополит Сергий законно возглавил нашу Церковь. Его и надо слушать. И никакого нет греха в молитве за властей. Давно надо было молиться за них. Только благодать молитвы может разрушить ту стену вражды и ненависти, которая встала между Церковью и советской властью. Вот я вам сейчас прочитаю, что писал апостол Павел. Дайте-ка мне Новый Завет.

Хозяйка быстро нашла книгу и подала владыке. Он полистал её, нашёл нужное место и стал читать:

– Из Первого послания к Тимофею, глава вторая. «Итак, прежде всего прошу совершать молитвы, прошения, моления благодарения за всех человеков, за царей и за всех начальствующих, дабы проводить нам жизнь тихую и безмятежную во всяком благочестии и чистоте, ибо это хорошо и угодно Спасителю нашему Богу, Который хочет, чтобы все люди спаслись и достигли познания истины».

Владыка обвёл глазами присутствующих:

– Вот и молились первые христиане за своего гонителя императора Нерона.

По поводу отделения Зарубежной Православной Церкви от Московского Патриархата, произошедшего в сентябре 1927 года, он сказал такие слова:

– Им там, за границей, легко рассуждать, мол, Московский Патриархат во главе с митрополитом Сергием признал безбожную власть и желает ей здравия. Они не понимают, что мы здесь ходим по краю пропасти. Мы у большевиков как кость в горле, мы единственные, кто не разделяет идеи построения коммунизма. Что же нам, всем уйти в катакомбы, оставить наш народ большевикам? Без Таинств, без Евхаристии?

Женщина лет сорока просила совета:

– Что мне делать с моим мужем? Он у меня воевал на Гражданской, эскадроном командовал, на Варшаву ходил, потом был членом Ревтрибунала. А теперь сидит дома, нигде работать не может. Поработает немного и бросит. Говорит: «Революцию предали. Мы, революционеры, смотреть не можем на то, что вокруг творится». Так вот и живём: я одна работаю, и дети на мне, и дом.

– Ох уж эти революционеры, – вздохнул владыка, – сколько их было в России. Сначала народовольцы – наивные люди, романтики. Мол, свергнем власть, заменим другой, какой – неизвестно, а потом наступит всеобщее благоденствие. Второй тип революционеров – это бунтари по складу характера. Разрушители, неспособные к созидательному труду. Революция – их стихия. Ваш муж, видно, из таких. А таких сейчас оттесняют. К власти приходят корыстные люди. Революционные идеи для них лишь прикрытие, их интересует только личное благополучие. Ну а насчёт мужа вашего, что можно посоветовать? Только молиться за него, чтобы Господь смягчил его характер, чтобы нашлась работа ему по душе.

Вопросов было немало, и на все владыка давал простые и ясные ответы. Николай, сидевший рядом с крёстным, шёпотом спросил его:

– Можно мне тоже задать вопрос?

– Конечно, спрашивай, мы здесь для того и собрались.

Дождавшись паузы, Николай сказал:

– А у меня такой вопрос. У нас в университете немало сторонников Троцкого. Они считают, что нынешняя власть предала дело Ленина, что надо прекратить нынешнюю экономическую политику, вернуться к военному коммунизму. Так вот, как нам относиться к этим идеям?

Владыка взглянул на Николая, задумался и как-то грустно заговорил:

– Идеи у них страшные. Эти хитрые политиканы хотят завоевать весь мир. А разве это человеку нужно. Спаситель что сказал? «Какая польза человеку, если он приобретёт весь мир, а душе своей повредит?» Так что сами смекайте, поддерживать это движение или нет.

Вскоре встреча закончилась, епископ Мануил простился и ушёл, гости стали расходиться. Николай тоже стал прощаться с хозяевами. Тётя Зина вышла с ним на крыльцо:

– Ты бы, Коля, познакомился с Машей. Вон она пошла со своей подругой. Та, что слева. Сестрой милосердия работает в больнице… Иди догоняй.

Николай и сам приметил эту барышню – синеглазую, с простым русским лицом, украшенным веснушками, с большой светло-русой косой. Парень он был стеснительный, во всяком случае когда речь шла об особах противоположного пола. Не было у него опыта общения с ними. К двум барышням он бы ни за что не подошёл, но подруга Марии свернула в сторону, а сама Мария шла прямо на трамвайную остановку. Туда же поспешил и Николай, и там, поджидая трамвай, они разговорились. Ехать им предстояло в разные стороны, но он взялся проводить новую знакомую. До дома они не доехали, сошли на полпути и, забыв обо всём на свете, до вечера бродили вдоль Москвы-реки.

Он вернулся в общежитие около восьми часов вечера. В комнате были только двое друзей, сидевших за столом с учебниками. Николай поставил сушиться свои сапоги к тёплой печке. Потом открыл тумбочку, взял кастрюльку с кашей, отрезал от буханки большой ломоть хлеба, пошёл на кухню, общую для всего коридора, и разогрел кашу на керосинке. Кипяток в котле, стоявшем на плите, ещё не остыл. Он поужинал, вернулся в комнату и тоже сел за стол, чтобы готовиться к завтрашним занятиям. Но наука не шла в голову. Он снова и снова переживал все подробности прогулки. Каким волнующим было первое прикосновение, когда он помог Маше перебраться через лужу. А ещё потом, перед расставанием, он осмелился погладить её руку. Они договорились встретиться в следующее воскресенье после службы в храме. Только сейчас он осознал, что не увидится с ней целую неделю. Целую вечность он будет жить без неё! Как случилось, что эта девушка, о существовании которой он не знал до сегодняшнего дня, вдруг стала ему так нужна? Николай вышел в коридор, бесцельно походил туда-сюда, потом вернулся в комнату и лёг на кровать. Он чувствовал, что с ним происходит что-то странное. Он достал из тумбочки томик Лермонтова «Избранная лирика» и стал читать, выбирая стихотворения наугад. Книга была подарена когда-то Александром. Дарственная надпись гласила: «В минуту жизни трудную откроешь книгу чудную… Другу Коле от Саши в памятный день совершеннолетия».

Невещественные силы

Вечером Николай сидел на своей кровати в общежитии и читал книгу Феофана Затворника. Одно место поразило его так, что он решил поделиться неожиданной находкой с товарищами:

– Смотрите, как интересно! Нам недавно на лекции что говорили? Материя существует в двух видах: вещество и поле. Вещество образовано из атомов различных типов, а поле осуществляет взаимодействие между атомами. В итоге образуются различные агрегатные состояния вещества, химические соединения, биологическая ткань и прочее. Сейчас науке известны два вида поля: гравитационное и электромагнитное. Говорят, Резерфорд открыл недавно третье поле – ядерное. Всё это нам излагается как современные взгляды на структуру материи. А теперь смотрите на эту книжку. Издана в 1875 году. Автор – монах. Вот что он пишет: «О мире я так думаю. Основа мира вещественного – атомы. Но атомы не все одинаковы, они разные, как разные стихии. Сами, однако ж, они ни движения, ни соединения взаимного иметь не могут. Всё производят в них действующие силы. Какие это силы? Я допускаю лествицу невещественных сил душевного свойства. Взаимное притяжение, химическое сродство, кристаллизация, растения, животные – всё это производится соответствующими невещественными силами, которые идут, возвышаясь постепенно».

Николай посмотрел на своих сокурсников:

– Каково? А? Пятьдесят лет назад монах ввёл понятие поля и знал о его роли в природе. Только назвал его по-другому: невещественные силы.

– Дай-ка взглянуть, – попросил кто-то.

Книжка пошла по рукам, а её владелец пояснял:

– Вообще-то, здесь нравственные поучения, а рассуждения о мироздании – это между прочим.

– Чего это ты, Коля, в религию ударился? – сказал Юра, тихий и всегда мрачный паренёк. – В прошлый раз у Ньютона нашёл какие-то богословские труды. Мало ли кто чего написал. Смотри, капну на тебя Коршуну, он тебе прочистит мозги на собрании.

Сказано это было шутя, но настроение у Николая всё равно испортилось.

Коршуном студенты прозвали своего главного комсомольского начальника, фамилия которого была Коршунов. Это был неутомимый и не знающий сомнений карьерист, за три года выросший от комсорга группы до комсорга всего вуза. Начинал собрание он всегда с обзора политической обстановки: сначала клеймил мировую буржуазию, потом переходил к её скрытым пособникам внутри страны, а после этого давал разнос провинившимся комсомольцам.

Недавно на собрании обсуждали двух студентов второго курса, скрывших в анкетах своё социальное происхождение: оба были детьми священников. Таким запрещалось учиться в советском вузе. Коршунов метал громы и молнии. Как только он не обзывал провинившихся: и подлыми двурушниками, и агентами мирового капитала. Парни сидели подавленные, опустив головы. Николаю было жалко их. Он, в числе немногих, проголосовал против их исключения из комсомола.

Заканчивая собрание, Коршунов объявил: «Прошу остаться следующих комсомольцев», – и назвал нескольких студентов, в числе которых был Николай. «Егоров, я тебя давно взял на заметку, – говорил он, с надменным видом развалившись на стуле и злыми глазами оглядывая стоящего перед ним студента. – Ты наши мероприятия не посещаешь, никакой общественной работы не ведёшь. Смотри у меня, допрыгаешься!»

Вспоминая об этом, Николай испытывал страх за свою судьбу, ведь вслед за исключением из комсомола автоматически следовало отчисление из вуза. Теперь малейшая зацепка – и Коршун разделается с ним, как с цыплёнком.

* * *

Пошли обычные будни. К четвергу он почувствовал такую тоску, что приехал в больницу, где работала Маша, и стал ждать её у выхода. Ему повезло: в этот день она дежурила в дневную смену. Увидев Николая, она радостно заулыбалась. Он смотрел на её милое лицо, и ему мучительно хотелось прижать её к себе. Он неуклюже попытался это сделать, когда они шли по безлюдной аллее, но она отстранилась. «Вот недотрога!» – думал он, краснея от смущения. Она не обиделась и продолжала разговор как ни в чём не бывало:

– А теперь самая главная новость: епископа Мануила назначили в Серпухов. Представляешь, в мой родной город! Теперь он епископ Серпуховской и викарий Московский. Наши уже собираются к нему ехать…

Весна в Москве набирала силу. Теперь, как только выдавалась возможность, Николай встречал Марию после рабочего дня. Они шли по улицам и скверам шумного города, двое влюблённых, поглощённых друг другом, и переживали те счастливые минуты, о которых потом помнишь всю жизнь.

Читать продолжение

← Предыдущая публикация     Следующая публикация →
Оглавление выпуска