Если сами хромаем

Живой кладезь

– Бывают неверующие, в которых столько тепла и добра, что ни один христианин не может с ними сравниться…

– Любой человек, верующий и неверующий, – икона Христова; и как бы эта икона ни была помрачена или повреждена, она остаётся живой силой в каждом человеке. Говоря словами апостола Павла, те, которые знают закон, будут судиться под законом, а те, которые не знают внешнего закона, будут судиться по закону, написанному у них в сердцах. Я помню, как во время войны были христиане, которые себя показали потрясающим образом, а были такие, которые рады были спрятаться; и были совершенно неверующие люди, которые жизнь свою отдавали за других. Помню письмо, которое я получил во время войны от одного моего друга, теперешнего епископа Серафима Цюрихского. Он был очень высокого роста, широкоплечий, и этому был не рад, потому что он обращал на себя слишком много внимания. (Раз в метро малюсенький мальчишка рядом с ним дёрнул его за рукав и говорит: «Дядя, скажи – тебе не скучно одному там наверху?») Так вот, Серафим мне написал: «Я всегда жаловался, что я такой крупный, а теперь я за это благодарю Бога: когда в нас стреляют, два человека могут спрятаться за мной…» И это была не шутка, таково было его восприятие. А наряду с этим я видел людей нерелигиозных, но которые верили в человека. А веровать в человека – это в какой-то мере веровать в Человека Иисуса Христа, потому что только в Нём мы видим человека в полном расцвете человеческого величия. Но даже в малом масштабе всякий из нас является иконой. Одна французская подвижница XVIII или XIX века говорила в своих записных книжках: «Господи, по своей должности я не имею возможности много бывать в церкви, но я среди людей, и в каждом из них вижу Твой образ и поклоняюсь ему…» Есть величие во всяком человеке, и мы это слишком легко забываем; мы слишком легко делим людей на «своих» и «чужих» и слишком редко помним, что в каждого человека Бог верит. Бог его не создал бы, если бы не верил в него; Он надеется на него, Он его любит всей жизнью и смертью Христа. И очень важно нам помнить, что в каждом человеке, без разбора, независимо от его убеждений и даже от его поступков в каком-то отношении (потому что мы все часто поступаем хуже, чем хотели бы, или по заблуждению, или по слабости, или потому что мы соблазнены чем-нибудь) есть этот образ Божий. Я помню, отец Евграф Ковалевский как-то сказал, что, когда Бог смотрит на каждого из нас, Он не обращает внимания ни на наши качества, ни на наши недостатки, а смотрит на Свой образ, который нас сродняет с Ним. Это не значит, что мы должны просто верить, будто в человеке только хорошее; но в нём есть эта сердцевина, и вот этой сердцевине мы должны служить.

– Столько делаешь, а вечером – пустота. Всё время уходит в работу, в занятия, и в конце дня усталость такая, что много не помолишься…

– С Богом гораздо проще жить, чем с людьми, потому что Он гораздо понятливее. У меня был племянник, который жил у нас. Помню, мальчуган загонялся за день, вечером приполз к своей постели, посмотрел грустно на бабушку и сказал: «Я слишком устал, чтобы молиться!» Потом посмотрел на икону, послал воздушный поцелуй и сказал: «Спокойной ночи!» – и заснул тут же. И я уверен, что этот поцелуй мальчугана из глубины его усталости был гораздо реальнее, чем если бы он из себя вымучил какую-нибудь молитву.

И с нами то же самое. Мы можем сказать: «Господи, я так устал – не только телом, но и голова не варит; но я знаю, что я Тебя люблю, хотя этой любви не могу сейчас ощутить; я знаю, что я в Тебя верю, хотя сейчас я не ощущаю ничего ровно, кроме боли в ногах и в спине». И я думаю, можно перекреститься и сказать: «Я в этой пустоте ложусь спать – и Бог меня хранит».

Как-то отец Афанасий меня спросил: «Ты много молишься?» – «Ну, в общем, много». – «И тебе это очень приятно?» – «Да, я это люблю». – «А если не сможешь помолиться, тебе не по себе?» – «Да, не по себе». – «Так, значит, ты не на Бога надеешься, а на свою молитву! Ты с Ним как бы в договор вступаешь: я столько-то помолюсь, а когда лягу спать, уж Ты за мной смотри!» Я задумался, говорю: «Да, правда! А что же мне делать?» – «А вот тебе послушание: перестань молиться на полгода. Перед тем как лечь спать, перекрестись и скажи: Господи! Молитвами тех, кто меня любит, спаси меня!.. И ложись спать и подумай: кто же есть на свете, кто меня достаточно любит, чтобы мне и молиться не надо было? И тут вспоминается один, другой человек, чьё-то лицо всплывёт, имя всплывёт. И каждый раз, когда всплывёт лицо или имя такого человека, который – ты уверен – так тебя любит, что тебе даже и молиться незачем, потому что он за тебя молится, и ты, защищённый им, как за каменной стеной стоишь, скажи мысленно: Спасибо тебе за это! А если немножко согреется сердце, скажи: Господи, благослови его за это!.. И когда заснёшь – засыпай с этим».

Есть ещё другое. Когда в голове ничего нет, в теле ничего нет, можно раскрыть Евангелие, прочесть две или три строчки и сказать: вот сейчас со мной Спаситель Христос разговаривал – что я Ему на это отвечу? Может быть, отвечу: «Спасибо, что Ты со мной поговорил: спокойной ночи!» Или скажу: «Господи, прости! положи эти слова мне на сердце, чтобы я их не потерял, но сейчас я никак не могу отозваться…» – и довольно. И мне кажется, что если с Богом жить попроще, то это плодотворнее, чем из себя выжимать что-то.

– Как быть с детьми: что мы можем им дать, если сами хромаем на обе ноги, – они же это видят!..

– Человека убеждает не обязательно пример совершенства, а пример того, кто с решимостью борется и идёт дальше. Есть книга французского писателя Жоржа Бернаноса «Дневник сельского священника». И там такой эпизод. Молодой священник назначен на приход и изо всех сил хочет творить добро, и у него ничего не получается, потому что у него никаких сил нет; впоследствии оказывается, что у него рак, от которого он и умирает. Но он борется, борется, борется, и всё не может, всё не получается. Как-то молодой офицер его встречает на дороге и предлагает подвезти его на мотоцикле. И по дороге этот офицер ему говорит: «Нас так поражает в вас молитвенный дух, который в вас живёт». Молодой священник с отчаянием ему возражает: «Да молитвы-то у меня нет! Я всю жизнь кричу к Богу, рвусь к Нему и не могу пробиться…» И офицер отвечает: «Вот это-то нас и поражает в вас». Потому что, если бы у него была просто пламенная молитва, которая текла бы как река, вероятно, люди смотрели бы и говорили: «Ну, счастливый человек, это у него удаётся». А этот человек всем своим существом был устремлён к Богу, и эта волна, поднимаясь, разбивалась, как об утёс, о его умирающее тело.

И я думаю, что, если люди вокруг нас видят, что мы искренне боремся, хотя нам и не удаётся ничего, они могут поверить в то, куда мы устремлены. Поэтому лучше не стремиться быть примером кому бы то ни было, то есть не стараться показать: «Я такой замечательный, ты посмотри на меня и поступай так же». Но если мы боремся, остаёмся устремлёнными, через все неудачи продолжаем «встань и иди, встань и иди», то этот пример борьбы важнее для тех, кто его видит, чем успех.

Из ответов митрополита Антония Сурожского (по кн.: «Пути христианской жизни»)


← Предыдущая публикация     Следующая публикация →

Оглавление выпуска

Добавить комментарий