Уголёк

Иерей Николай Толстиков

Risunok_1_

1

Священник отец Сергий молод, белозуб, с пышной шапкой русых кудрей на голове, высок и строен, с пробивающейся на скулах бородкой. Просящий взгляд добрых, с лукавинкой, глаз:

– Отец диакон, ну поехали! Тряхни стариной!

В ответ я молчу, раздумываю. Далековато собрались: тот храм где-то в глухих лесах под Тотьмой. Местные остряки утверждают, что будто даже Пётр Первый, когда в Архангельск нашими краями проезжал, от того места открестился: ни за что не приверну, то – тьма!

– Да там же не по одну Пасху кряду не служили, батюшки нет!

Отец Сергий знает, как вдохновить: от службы Богу я не бегал.

– А вот и карета подана!

В ворота ограды нашего городского храма неторопливо и солидно вкатился иноземный джип. Из-за руля его легко выскользнул кучерявый смуглый парнишка в спортивном костюме. Оббежав капот, он распахнул дверцу перед спутницей – пёстро одетой, коротко остриженной грудастой девахой.

Матушка отца Сергия Елена, неприметная толстушечка, радостно с ней облобызалась, как со старой знакомой.

– Кто такие? – потихоньку интересуюсь у отца Сергия после того, как молодец, неумело сложив ковшиком ладошки, принял благословение батюшки и отошёл обратно к своей пассии.

Алик и Анжела. «Новые русские», вернее, уже дети «новых русских». У Алика папаша владелец ликёро-водочного завода, сын ему – полноправный компаньон. Присмотрелся я получше: это только с виду Алик парнишечка худенький и шустрый, но возле его внимательных умных глаз уже морщинки основательно проклюнулись. Отцу Сергию наверняка ровесник – под тридцатник.

Голос у супружницы Алика – напористый, как пулемётная очередь, слова не втиснешь. Произношение чёткое и правильное. Где же я его слышал прежде? Выяснилось: на областном радио Анжела работала диктором и ведущей популярных передач. Но это в прошлом, до знакомства с Аликом, – теперь она только верная жена и хозяйка в доме. Алик влюблён в неё совсем по-мальчишечьи: любое маломальское желание норовит предугадать, всё-то надо ему приласкаться к ней, поцеловать украдкой или на ушко приятное шепнуть. А обожжётся Алик о чей-то посторонний взгляд – и уши, ровно маки, запунцовеют.

Не укрылось: когда садились в машину, глянули молодые друг дружке в глаза виновато-тревожно – потаённая в их взорах то ли грусть, то ли боль просквозила.

«Смилостивится Господь. Образуется у вас всё. Помолимся… За тем и едем», – шепнула матушка Елена Анжеле и, успокаивая, погладила её по руке.

Знать, по делу собрались, не просто так с жиру бесятся.

Отец Сергий размашистым крестом осенил салон джипа, спели тропарь Николаю Чудотворцу, покровителю всех путешествующих, и – с Богом!

Пасха Христова в этом году ранняя была. В городе солнышко на улицах асфальт просушило, грязь под заборы загнало, но стоило нам выехать за окраину – убедились сразу: не торопится зима угорбатиться восвояси. Чем дальше на север, тем реже по полям мелькают пригорки с робко пробивающейся на их хребтинах молодой травкой, в оврагах и буераках ещё таятся ноздреватые блёкло-сиреневые пластушины снега. А когда почти вплотную подступает к дороге сумрачный лес, не по себе становится – упаси боже сунуться туда: в сугробах ещё только так закупаешься!

По ровной шоссейке меня укачало, сморило; я вытряхнулся из полусна, вздрогнув от дикторского безоговорочно-требовательного голоса Анжелы:

– Алику пора отдохнуть и поразмяться!

Алик, повернувшись к нам от баранки руля, виновато улыбался: мол, мог бы мчаться без передышки и дальше, да вот…

Место для отдыха его супружница выбрала по наитию или случайно. Из низины лента дороги взметнулась на вершину высокого холма, солнце поднялось к полудню, обогрело застывшую за ночь землю – и такая даль открылась кругом, дух захватило! Но словно мрачная тень облака на солнышко набежала – немного в стороне от дороги краснели пятнами выщербленного кирпича руины храма. Ни куполов с крестами, ни колокольни – один растрескавшийся остов с чёрными провалами окон и белыми стволиками молоденьких берёзок в расселинах кирпичной кладки. Сразу от храма – улица обезлюдевшей деревеньки с парой-тройкой полуразвалившихся домов.

И кружит незримо печальный ангел над сим местом, ибо над каждым храмом, пусть даже от него людская злоба или дурость не оставили и следа, всё равно расправляет он свои крыла…

2

…Вот нужная отворотка от шоссе, и джип неуверенно запетлял по просёлку. Тащились так мы ещё неведомо сколько, как вдруг в прогалах редкого чахлого ельника мелькнули раз-другой весело-нарядные, под цвет весеннего неба с жёлтыми звёздочками поверху, церковные маковки. А вскоре и весь храм стал виден – белобоко высящийся на взгорочке крутого берега над речной излучиной.

Повеселело на сердце…

У крайнего домишки, улезшего почти по самые подоконники в землю, топтался мужичок в фуфайке и в нахлобученной на голову зимней шапке с распущенными ушами. Он старательно прикладывал к глазам ладошку козырьком, пытаясь разглядеть того, кто рискнул сунуться сюда на легковой машине.

– Не узнаёшь? – спросил меня отец Сергий и кивнул Алику, чтобы остановился.

Мужичок, заметив священника, поспешно сдёрнул с головы шапку, шагнул к машине. Чёрные с щедрой проседью длинные волосы по-поповски стянуты в жиденький хвостик; с бледного лица глядят с потаённой печалью большие чёрные глаза.

Володя-богомаз, точно он!..

Когда восстанавливали в городе наш храм, потребовалось подновить уцелевшие фрески на стенах. Несколько десятилетий в храме ютился какой-то склад. Слава Богу, не клуб и не баня, вот и сохранилось кое-что.

Мастеровитый реставратор ныне в большой цене, днём с огнём его в провинции не сыщешь. И тогда находятся ребята попроще. Умельцы эти кочуют из города в город, из села в село, где им дело в храме, побогаче или победнее, всегда есть. Кто они: художники ли неудачники или с талантишком самоучки, – никто их особо не расспрашивает. Посмотрит заказчик-батюшка на начальный образчик работы, крякнет одобрительно и махнёт широким раструбом рукава рясы – благословляю! Прокатится времечко, выполнят богомазы заказ и – вольные птицы – дальше по Руси.

Володя, тот при нашем храме остался. Взяли его сторожем. В маленькой хибарке сторожки, где он поселился, появились подрамники с холстами. Володя не только ночами бродил с колотухой внутри ограды, отпугивая воров, но, отоспавшись, дни проводил за холстом с кистью в руке. Если кто заглядывал невзначай, то Володя поспешно закидывал холст куском материи и смущённо улыбался.

Вскоре истинная причина выяснилась, почему художник остался у нас…

За свечной ящик продавец срочно потребовался, и кто-то из прихожан привёл молодую женщину. Дожидаясь настоятеля, жалась она к дверям в притворе, одетая в долгополую тёмную одежду, замотанная по-старушечьи по самые брови в полушалок. К плечу её льнула девчушка лет двенадцати. Другая, поменьше, подпрыгивала нетерпеливо рядом и теребила мать за ладонь.

– Беженцы они, с югов, – поясняла прихожанка, дальняя их родственница. – Приютились у меня на первое время…

Весной, после суровых великопостных дней, разглядели все, что Иоанна, помимо мягкого нрава, ещё и очень красива. Расцвела прямо-таки. Что ж, Володя-богомаз красоту видеть и ценить умел. И вот уже просил он у настоятеля отдать для новой семьи комнату-чуланчик, смежную со своей мастерской в сторожке.

…Пропали Володя и Иоанна вместе с дочками внезапно, вроде б уехали куда-то к родне да и не вернулись. «Опять потянула нашего богомаза кочевая жизнь! – решили прихожане. – И семейство с собой для повады прихватил. Вольному воля…»

И теперь вот в этой глуши Володя, суетливо забегая вперёд с края тропинки, вёл нас к своему обиталищу, а на крылечке, приветливо улыбаясь, встречала гостей Иоанна. Вернулась, оказывается, на родину, в дедовский дом, откуда ещё девчушкой была увезена родителями в поисках призрачного счастья на чужбину.

В избе без особых затей, небогато. В углу у окна – Володины холсты. И опять был верен себе скромняга-художник: поспешно забросил холст покрывалом.

– Вот докончу, чуть-чуть осталось… А для вас, батюшка, всё готово.

На другом холсте неброский пейзаж: широкая унылая гладь реки под снегом, череда тёмных домишек на дальнем берегу, но возле них весело зеленеет сосновый бор, а над всем на фоне морозно-багрового предзакатного неба на крутизне над речной излучиной – торжественно – храм.

Отец Сергий, довольно хмыкнув, достал кошелёк и протянул деньги Володе. Тот смял их в кулаке и, плохо скрывая радость, забормотал торопливо:

– Обновок дочкам накуплю! Давно ждут!

Дочери вышли из тесной горенки-передней, благословились у отца Сергия. Старшие уже невесты, обе белолицые, русые – вылитая мать, а младшенькая, пятилеточка, смуглая, чёрные волосы в кудряшках и глазёнки чёрненькие, Володины, только не с незатаённой печалью, а живые, весёлые.

Володя хотел взъерошить младшей дочке кудри на голове, но вдруг содрогнулся и аж согнулся весь от накатившегося приступа кашля. Он и прежде покашливал, прикрываясь рукой, да мы не обратили внимания.

– Простудился я, – отдышавшись, проговорил Володя и, смахивая капли пота, провёл ладонью по расцветшему нездоровым румянцем лицу. – На тот берег ещё по льду на натуру бегал, чтобы картину дописать, в промоине и искупался… Вы прямо сейчас в храм пойдёте? Я провожу, ключи вот возьму!

– Сами бы дошли, страж ты наш неизменный! – ласково сказал ему отец Сергий.

– Нет, нет! Я быстро! – засуетился Володя.

На крылечке Анжела брезгливо отстранилась от художника (порог дома она даже не переступала, топталась в сенях) и громко прошептала матушке Елене:

– Тут у него не простудой пахнет, а много хуже, держитесь подальше… Как только люди не живут!

3

Весь крутой взлобок берега под храмом, прогретый щедро солнцем, зеленел робкой первой травой. От разлившейся реки веяло свежестью, холодом; тёмная поверхность воды поблёскивала неподвижной гладью, и только посередине, на стремнине, течение несло льдины, брёвна, коряги, всякий мусор. Временами течение вроде б как замедлялось, стремнина очищалась, но за речной излучиной грозно нарастал гул, что-то гибельно трещало – и вдруг ахал точно взрыв, и опять река несла вырвавшиеся из затора льдины.

После потаённого сумрака в храме глаза слепило солнце, и со взгорка к воде по узкой деревянной лесенке мы с отцом Сергием спускались боязливо, цепляясь за хлипкие, ненадёжные перила. В храме обычном, деревенском, с простоватой росписью на стенах, ткаными домашними половичками, постеленными на дощатый пол, неожиданным было увидеть резной иконостас из нежного розового мрамора. На витых столбиках его и арках над образами каждый крестик, листочек, ангелок вырезаны тщательно и с любовью. Предзакатное солнце заглянуло в окна храма, и мрамор засветился тепло.

– Откуда ж чудо такое?! Такое в Москве и Питере вряд ли где увидишь!

Отец Сергий в ответ на мои восклицания улыбается: дескать, не жалеешь теперь, что сюда поехал. И потом неторопливо рассказывает, глядя на проплывающие по реке льдины:

– Уж как слышал… Село здешнее Пожарским называется не потому, что когда-то горело. В начале девятнадцатого века отошло оно во владение князю Пожарскому, последнему в роду. Бездетен был князь и уже немолод, переживал, что не оставит по себе наследника. Однажды приехал он из Питера имение своё новое глянуть, а тут столетний старец при храме обретается. Проведал он про князеву беду и говорит: «Укрась храм, мил-человек, во славу Божию, чтоб слава о нём по всей округе пошла, и тебя Господь наградит».

Князь богомольный был, пораскинул умом и заказал в Питере мастерам иконостас из итальянского мрамора. Привезли его, установили. Красотища! И предсказание вскоре сбылось: понесла княгиня и родила долгожданного сына. С той поры и стали сюда приезжать и молить Господа о чадородии отчаявшиеся супружеские пары…

Эту историю моя матушка Анжеле рассказала. Лежали они в одной палате. Моя двойней разрешилась, а та скинула, и врачи вдобавок приговор вынесли – детей иметь не сможет. Но на всё воля Божья…

4

Ранним утром в храме ещё пустовато. К отцу Сергию перед аналоем жмётся на исповедь очередишка из нескольких старушек, да наши «новые русские», Алик с Анжелой, стоят неподалёку от Царских врат, напротив храмовой иконы Богородицы. Зажгли большие, самые дорогие какие нашлись, свечи, перекрестились робко и неумело, взялись за руки; оба вглядываются, не отрываясь, в лик Богородицы.

С клироса зачастил Часы старушечий голос; в храм мало-помалу стал набираться народ. В конце литургии мы с отцом Сергием, собираясь выйти на крестный ход, уже едва протискивались к выходу вслед за старичком-хоругвеносцем и певчими.

Тут же стояла вместе со стайкой ребятишек Володина младшая девчонка. И надо же – в узком проёме выхода на паперть кто-то невзначай подтолкнул меня под локоть, и кадило в моей руке, звякнув цепочками, ударилось об створку ворот. Живыми светлячками разлетелись угольки, и один из них обжёг нежную щёчку Володиной дочки. Девчушка испуганно закрыла личико ладошками, закричала: «Мама, мамочка!» – и ткнулась в обтянутые джинсами ноги Анжелы. Молодые на правах почётных гостей шли вплотную за священнослужителями. Анжела подхватила девочку на руки, прижала к себе и, успокаивая, что-то зашептала на ушко.

Мимолётной заминки никто и не заметил, разве что я, старый неуклюжий медведь, да отец Сергий и «новые русские» наши. На верхотуре звонницы задорно перекликались колокола, над народом, потихоньку выходящим из храма, торжественно-радостно плыло:

Христос воскресе из мертвых,

Смертию смерть поправ

И сущим во гробех живот даровав.

Христос воскресе из мертвых!..

Анжела с девчонкой на руках обошла кругом со всеми вместе храм. Потом уже, когда закончилась служба и разошёлся по домам народ, мы обнаружили её сидящей на лавочке за домиком трапезной. Девчонка спала, положив голову Анжеле на плечо; на щёчке её краснело пятнышко ожога.

– Тихо, тихо!.. – зашипела Анжела на бросившегося к ней обрадованно Алика. Тот ещё был и весь мокрёхонек с ног до головы – на крестном ходу таскал за батюшкой «иорданчик» со святой водой для кропления мирян.

– Где этот ваш… Володя? – по-прежнему шёпотом спросила Анжела и, не дожидаясь ответа, для пущей, видимо, убедительности округлив глаза с размазанной краской с ресниц, сказала Алику с капризными и одновременно приказными нотками в голосе:

– Всё, солнце моё! Решено: берём девочку себе!.. И на тебя, посмотри, она даже немножко похожа!

Алик согласно кивнул.

Володя с Иоанной легки на помине: подошли скорым шагом, встревоженные – видно, кто-то из ребятишек нанаушничал о происшествии.

Иоанна хотела взять у Анжелы спящую девочку, но не тут-то было: та и не подумала её отдавать, обняла крепче.

– Мы хотим её удочерить. Надеюсь, вы не против? – может быть, впервые просяще, а не привычно требовательно проговорила она. – У нас ей будет хорошо, получит прекрасное воспитание.

У Иоанны зарделись щёки, она решительным движением высвободила захныкавшую спросонок дочку из объятий Анжелы.

– Не кукла она вам! – сказала сердито. – Мы своих детей не раздаём!

И, гордо запрокинув голову, пошла, прижимая дочку к себе. Володя, оглядываясь, побрёл за нею.

– Вы же бедные! Какое будущее девочку-то ждёт, подумайте! – кричала им вслед Анжела. – Ну не понимают люди своего счастья!

И уж последнее выдохнула горько, чуть слышно:

– Она же меня мамой назвала…

Алик, задрав капот джипа, стал сосредоточенно копаться в моторе, Анжела забралась в салон и сидела там с отрешённым видом, вытирая слёзы. Матушка Елена, подобравшись потихоньку к ней, зашептала что-то успокаивающе. Я пошёл искать отца Сергия – пожалуй, пора и честь знать, в дорогу собираться. А он тут неподалёку был, слышал всё.

– Молодцы, однако! – похвалил. А кого – и непонятно.

Когда джип подкатил к выезду из села, впереди замаячил вдруг Володя с каким-то свёртком в руках.

– Подождите! – он развернул свёрток; это была картина. Крестный ход опоясывал белоснежный храм по изумрудно-зелёному холму, сверкали хоругви, за священством шёл принаряженный празднично люд, взрослые и дети. И в напоённом весною воздухе, в солнечном радостном свете разливалась благодать. «Красная Горка!»

– Последний штришок дописал… И дарю вам её, дарю! – свернув холст, Володя совал его в окно автомобиля Анжеле и Алику. – Простите нас…

Всю обратную неблизкую дорогу ехали мы, не проронив и слова: каждого, видно, одолевали свои думки. Только у въезда в город Анжела, словно очнувшись от тяжкого забытья, попросила нас тихо:

– Помолитесь за Александра и Александру, так нас при крещении нарекли…

г. Вологда


← Предыдущая публикация     Следующая публикация →

Оглавление выпуска

Добавить комментарий