В конце января вдруг развернулась дискуссия, инициированная группой известных российских режиссёров. Ф. Бондарчук, Н. Михалков, К. Шахназаров, С. Мирошниченко, О. Табаков и В. Хотиненко обратились к председателю правительства с просьбой внести поправки в закон о запрете матерщины. Речь о законе, подписанном Президентом 5 мая прошлого года и запретившем сквернословить с экранов. И дело не в штрафах – их-то в силу мизерности (2 тыс. рублей для частного лица и до 50 тыс. для юридического) режиссёры легко заплатили бы. Но теперь фильм с ругательствами лишается прокатного удостоверения. То есть, конечно, твори-снимай, обогащай свой фильм крепкими выражениями, вот только всё это записывай на диски и засовывай, как это принято с порножурналами, под упаковку с надписью: «Содержит нецензурную брань» – и в таком виде вперёд, к поклонникам. Но нет, деятели искусства хотят нести народу свои бессмертные творения с широкого экрана.
А без мата за последние годы они просто разучились обходиться. От Михалкова в последних не слишком удачных военных фильмах до Звягинцева с его печально прославившимся «Левиафаном». Фильм этот, кстати, вышел-таки на широкий экран в переозвученной версии, без матерщины, – и провалился в прокате, несмотря на шумную рекламу.
С изумлением читаю Михалкова: «Мат – одно из великих изощрённых изобретений русского народа… Нецензурная брань сама по себе является частью нематериального культурного наследия и традиционно использовалась и используется в художественных произведениях в различных целях, к которым относятся правдивость изображения образов героев, усиление эмоциональной окраски».
Интересно, где это «использовалась»? В гениальных советских фильмах о войне нет ни одного мата – и что, стали они от этого менее выразительными, менее правдивыми? О каком таком «культурном наследии» говорит режиссёр – не о том ли псевдорусском списке деликатесов «на вынос»: матрёшка-водка-балалайка?
К счастью, не весь кинематографический цех в этом единодушен. Режиссёр Станислав Говорухин, вот уж действительно аристократ российского киноцеха, он же председатель комитета Госдумы по культуре, заявил, что не поддерживает отмену запрета на нецензурную лексику в кино: «Такие поправки не поступали в комитет и, надеюсь, не поступят».
Говоря о том, что есть «отвратительный мат в электричках» и какой-то особый мат – высокохудожественный, Михалков тут же уточняет: «Я сам матерщинник, но в обычной речи вы от меня этого не услышите». Не могу вслед повторить, что я – матерщинник. Но иногда вырывается. В запале порой не хватает воли сдержать себя. Вот только мне и в голову не придёт объявлять это особого рода культурой – дрянь и есть дрянь. Ругнулся, так хоть внутренне себя окороти.
Конечно, как все, я вижу, как погрязло наше общество в сквернословии. С тем большим удивлением я узнал о данных соцопроса: оказывается, четверо из пяти соотечественников отрицательно относятся к матерщине. Порадовала и реакция на дискуссию: «Искусство должно ставить какие-то новые рубежи духовного развития человека, а не отображать его обезьянью сущность». «Пора декриминализовать язык, речь, обращённую к людям, потому что все изменения в сознании начинаются с изменения лексики. Слова – не сотрясение воздуха, это программный код, по которому действует человек…»
«По улицам ходят молодые девочки, выражающиеся так, что матросы краснеют, а потом они приходят в театр и слышат, как со сцены идёт та же лексика, и убеждаются, что это норма», – говорит советник Президента по культуре Владимир Толстой. Верно! Но тут же он по-интеллигентски добавляет: «Бывают случаи, когда она может служить средством самовыражения художника». Кто ж спорит – самовыражайся! Но не публично. Люди же говорят о матерщине со сцены куда резче: «С тем же успехом можно легализовать наркоту, педофилию. Сделать пометку 18+ на клубе и понеслось. Никто же не заставляет туда ходить, правильно, люди же взрослые?»
Не думаю, что те 80 % наших сограждан, которые высказались против сквернословия, сами свободны от этого греха. Слаб человек. А часто ещё и недостаточно воспитан, обделён вкусом и пр. Но в том-то и дело, что дело не в самом грехе – а в отношении к нему. Понимают люди, что это – ненормально. Вот что главное.
И поразительно, что вновь, как и в начале прошлого века, интеллигенция оказывается недостойна своей роли. Что ни говори, а роль творца – писателя ли, режиссёра ли – в России особенная. Это всегда звание учителя народного.
Но этому интеллигенция предпочла упражнения в творчестве, самовыражение. Слава Богу, в отличие от советских времён сегодня есть кому противостоять сквернословию – это духовенство наше, пусть пока ещё и малочисленное, но стойкое воинство.
Размышляя о корнях этой дискуссии, я вижу тут несомненное влияние войны в Новороссии, далёкой, но фактически проходящей через нашу душу. Монахиня Мария (Скобцова) писала о войне: «Статистика говорит нам о невероятном материальном оскудении, но есть более страшное явление: озверение народов, падение культурного уровня, гибель творческих возможностей, – разложение душ». Вспомните: ещё недавно на экранах старались не показывать трупы. Потом под лозунгом правды трупы появились – слегка затушёванные. Теперь уже не редкость увидеть оторванные головы убитых людей. Дичаем…
28 июля прошлого года, в день Крещения Руси, тогда командующий армией ДНР Игорь Стрелков подписал приказ, запрещающий использовать матерную брань. «Мы называем себя православной армией и гордимся тем, что служим не золотому тельцу, а Господу нашему Иисусу Христу и своему народу. Употребление воинами матерной брани является хулой на Господа и Божью Матерь, Которым мы служим и Которые нас покрывают в бою… Это духовно унижает нас и ведёт армию к поражению», – говорилось в приказе.
«Борясь с матом, Игорь Стрелков борется с бесами, – прокомментировал тогда Александр Проханов. – Мат – язык, на котором изъясняются в аду. На нём говорят друг с другом черти, а также те великие грешники, когда они чувствуют боль, то выкрикивают все эти сквернословия, в которых звучит их ужас, страдания, вечный неотмолимый грех».
Есть такое выражение – «накликать беду», то есть предки наши понимали, что слова вызывают реальность, материализуются. Что или, вернее, кто может материализоваться после произнесения матерных слов, думается, понятно.
Помнится, этот приказ Стрелкова, как и введение им сухого закона во время обороны Славянска, разве что не осмеяли. Но для меня особенно ценно то, что из самого пекла войны, когда мат становится воистину разговорным языком, из Новой России к нам раздался клич, призыв не забывать слова апостола: «Никакое гнилое слово да не исходит из уст ваших… не оскорбляйте Святаго Духа Божия, Которым вы запечатлены в день искупления» (Еф. 4, 29).

Оглавление выпуска     Следующая публикация →