«И зачем вы туда попёрлись, в революцию эту? Острых ощущений захотелось?» – спрашивают меня знакомые. Объясняю им, что на Украину мы выехали 13 февраля, когда ещё никто о возможности кровавого переворота не помышлял, и цель была самая обычная – написать, как живут там наши братья православные. Не верят… Да и я бы тоже не поверил, слишком уж всё совпало.

Редакционная экспедиция Игоря ИВАНОВА и Михаила СИЗОВА в № 703, 704, 705, 706.

(Продолжение. Начало в № 703–705)

Из путевых записок Игоря Иванова:

Вера и привычка

– Скажите, отец Николай, как в 90-е годы получилось, что ваш храм остался незахваченным?

– Думаю, дело в том, что во Львове все знали, что это именно русский храм. Он с самого основания 113 лет тому назад жил в соответствии с киевской традицией. Даже в годы, когда здесь была мощная Львовская православная епархия, он стоял особняком.

Храм ориентирован на русскоязычное население, так и должно быть. Если вдруг здесь кто-то выступает на украинском языке – бывают гости, священники, – прихожане порой возмущаются: почему это в русской церкви говорят на украинском?! Но если мы возьмёмся узнать национальный состав прихожан, то удивимся, как много здесь галичан – процентов десять, наверно. Мы должны понимать, что храм-то у нас фактически один в городе остался.

Нужен ещё один храм, ориентированный на местную традицию. Но власти не дают разрешения на его строительство, и потому галичане, которые понимают, что только здесь они себя реализуют как православные христиане, что здесь – каноническая Церковь, Евхаристия, полнота благодати, идут в наш храм.

– А в чём отличие галицкой православной традиции от русской, киевской?

– Отличается не вероучение, но именно традиции и обряды. Например, язык богослужения. Здесь обычай служить на галицийской мове. Мы говорим: «Тебе, Господи», по-украински звучать будет как «тоби», а в галицийской традиции будет «тибы». «Мыром Господу помолымся» – это не украинский язык. Другие распевы, облачение священников, похожее на греческое…

– Вы полагаете, прихожанин чем-то жертвует, когда решается идти сюда?

– Конечно, кто-то жертвует какими-то национальными предпочтениями, кто-то временем, приезжая издалека, кто-то – социальным благополучием. Если бы наши прихожане жили, скажем, в Донецке, там бы не было вопросов, в какую церковь ходишь. А во Львове… «Ты куда пошёл?» – «В Юра». – «Это католическая, это нормально». – «А ты куда?» – «На Короленко». – «О-о, что-то с тобой не то, ты ходишь в москальскую церковь!»

– Зато, наверно, «качество» этого прихожанина выше – ведь человек не просто идёт поучаствовать в обрядах да свечки поставить…

– Люди едут к нам причащаться за полсотни километров, но у окружающих это вызывает подозрительность: «Зачем ты едешь? Вот же, храм рядом. Ты какой-то сектант, наверно». Разделение проходит даже через семьи духовенства, в которых священники – родные братья – могут быть в трёх разных юрисдикциях. Или, допустим, отец и сын даже не в разных юрисдикциях, а в разных Церквях! Это очень больная тема.

– Трудно не заметить, что по воскресеньям город пустеет: все в храмах. Но насколько вера у людей базируется хотя бы просто на знании Писания, христианства? Почему спрашиваю? – мне хочется понять логику событий 20-летней давности, когда на Западной Украине у православных отбирали храмы. Ведь в буквальном смысле выбрасывали на улицу, в грязь, иконы, святые мощи, избивали священников… И не какие-то инопланетяне это делали, а местные жители, называющие себя верующими в Бога…

– Действительно, в Галичине очень высокий уровень религиозности, особенно в сельской местности. Поддерживается ли она чем-то фундаментальным – знанием Евангелия, глубоким пониманием богослужения – или это дань традиции – вопрос… Вот, например, приносят в храм ребёнка крестить, приводят крёстного – греко-католика. Мы говорим: «Как же в Православной Церкви крёстный может быть греко-католиком!» А нам отвечают: «Бог один, поэтому какая разница». Или приходит дочка к маме: «Я хочу венчаться в храме на Короленко». – «Что?! В москальской церкви?» Или предлагаем мы сотрудничество учебному заведению, а у собеседников сразу реакция: «Чтоб мы стали сотрудничать с иностранной церковью, с Москвой!» Само слово «Москва» для многих как красная тряпка… Хотя объясняем, что, если приход желает слушать проповедь на украинском языке, мы не против; если есть необходимость соблюдать галицкие традиции – пойдём навстречу. То есть вопрос совсем не в том, что мы – православные…

Здесь я сделаю небольшое отступление и поделюсь историей, услышанной от одного из киевских священников родом из Галиции. «Интересную тенденцию заметил, – рассказал он. – Когда наши галичане приезжают в Киев, то по прошествии какого-то времени они, не пропускавшие на родине ни одного воскресного богослужения, перестают в храм ходить. В Киеве никому дела нет, ходишь ты в храм или нет, тогда как дома они привыкли: а что скажет соседка – почему меня не было в храме? А если, допустим, постирал бельё и повесил в воскресенье, то ведь это страшный грех! Но вот изменил человек окружение и образ жизни, никто не смотрит на него – и оказывается, что внутреннего стремления к Богу у него и не было. Нет, он не становится атеистом, но храм ему становится больше не нужен».

И ещё подумалось… Про монашество говорят, что у него два крыла: одно – это молитва, другое – труд. В противном случае оказывается, что человек или «замолился», или «заработался» – и то и другое с негативным оттенком. Я посмотрел, где сегодня можно свой труд приложить во Львове… Ведь советской властью здесь было понастроено множество заводов. Про Львовский автозавод я уже говорил. Что ещё развалено? «Львовсельхозмаш», «Автопогрузчик», завод телеграфной аппаратуры, все горно-химические предприятия в окрестностях… И да простят меня читатели за ссылку, но в сегодняшней политической активности жителей Львовщины немалую роль – по Марксу – играет тот факт, что по социально-экономическим показателям регион занимает на Украине предпоследнее место (хуже дела только в Сумской области). Единственный завод за годы незалежности построили здесь немцы – но на нём они учинили такую «эксплуатацию трудящихся» за гроши, что народ просто разбежался, и по сей день текучка в год до четверти всех работающих – и это при повальной безработице в регионе!

Да, бегать от одного случайного заработка до другого, мучиться от невостребованности – это тоже тяжёлый крест для человека. Но это – другое. Как и возделывание собственного участка. Однако только труд для других даёт человеку достоинство.

Многострадальный край – Галичина. То здесь польские паны правят, то татары, то австрияки, то немцы, то большевики. Одни приходят и насаждают католичество, другие навязывают унию, третьи – коммунизм… Единственное, что оставалось, – это собственная национальность, она-то не меняется. И вот лепят очередные паны из народа что заблагорассудится; крестьянин же, внешне покорный, копит ненависть к хозяевам… Несвобода, особенно многовековая, разрушительна для души. И вот очередное освобождение в начале 90-х годов прошлого века. И что с этой свободой делать? Где новые хозяева, против кого дружить? Нету. Тогда провозгласим: «Украина – не Россия!» – и станем этаким «украинским Пьемонтом». Будем генерировать идеи для всей Украины, Центр пусть их реализует, а Восток всех обеспечивает. Вот только в Италии-то Пьемонт, объединявший страну, не только себя, но и другие провинции кормил, был одним из самых экономически развитых регионов…

Ну а Львову за счёт чего жить, если вдруг Восток откажется и снабжать, и чуждые идеи принимать? Ликёро-водочный завод напоит, а кондитерская фабрика «Нестле» накормит? Рядом граница: можно там купить, тут продать, это дело нехитрое. Было бы на что купить и кому продать… Остаётся туризм. Нахваливать себя и демонстрировать в анфас и профиль? Оно, конечно, памятник Захер-Мазоху специфическая европейская публика, может, и приедет посмотреть, но вот понравится ли ей соседство с монументом фашисту Бандере?

Михаил озабоченно спрашивает отца Николая, изменится ли когда-нибудь отношение галичан к «москалям». Приводит в пример поляков, у которых ненависть к русским, можно сказать, стала национальной идеей.

– Знаете, на бытовом уровне не могу сказать, чтоб у нас были трудности в отношениях. Мне, во всяком случае, не приходилось сталкиваться – может, в силу моего положения. Львов – город, где много туристов, в том числе поляков и россиян. Всё толерантно у нас, говоря современным языком. Чтоб почувствовать, что такое Галичина, её ментальность, нюансы отношений между людьми, здесь нужно пожить хотя бы год-другой.

– Хотя… – вспоминает батюшка. – Была неприятная провокация на праздник 9 Мая два года назад. Обещали, что приедут делегации из других городов и пронесут красное знамя по улицам города Львова. Понимаете? Тогда вспыхнула, конечно, вакханалия… Во Львове есть два мемориала воинской славы: Марсово поле и Холм Славы. И там поставили заграждения, набежали молодчики. Кадры по телевизору можно было видеть: радикалы раскачивают автобус с ветеранами, бьют стёкла. Кому-то нужно было показать Львов с таким звериным оскалом. А нам не дали даже возможности панихиду отслужить, сказали, что решением суда запрещено проведение массовых мероприятий. Хотя прежде мы спокойно на 9 Мая приходили и совершали две панихиды. В том году мы решили не идти против решения суда – пусть меня и не повязали бы, но потом Церковь могли обвинить в том, что мы – структура антигосударственная. Последующие два года празднование 9 Мая проходило более-менее спокойно: да, сохранилось оцепление, но уже этих молодчиков было поменьше, хотя стояли провокаторы, что-то кричали.

«И в самом деле, кому это было нужно? – раздумываю. – Вряд ли львовянам. Что-то подсказывает мне, что более всего была заинтересована в этом власть, СБУ. А вот в чём не могу согласиться с батюшкой, так это насчёт ‘‘провокаторов’’с красным флагом Победы: разве ж ветераны не имеют права поднять его в День Победы?»

“Мы стараемся”

Это такая фраза, которую несколько раз повторил отец Николай, когда мы заговорили о трудах епархии в здешних условиях. С оговорками: «насколько это возможно в данных рамках», «в соответствии с нашими материальными возможностями»…

– Для того чтоб оказать реальную помощь детскому дому, нужны деньги. А где мы их возьмём, если у нас епархия небольшая? Ходим в дом престарелых, мы там одни, по сути, совершаем богослужения.

– Ищете крупных благотворителей или надеетесь на прихожан?

– На одних спонсорах далеко не уедешь, люди должны быть. Во Львове есть русская диаспора. Помогают. Но в том же Стебнике нет. И наши люди – это галичане. Да, там будут службы на галицком языке, в галицкой традиции, но храм будет иметь единение со всем миром православным через Московский Патриархат. Понять это простым людям очень тяжело. «Опять москальская, а почему у нас не независимая церковь?» Трудно объяснить, что есть целый механизм получения автокефалии, что не всё так просто. Вот я размышляю: если сейчас, условно говоря, провести собор украинских епископов и просто поговорить про автокефалию – и что бы мы имели? Западная Украина сразу бы согласилась, была за независимость. Ну а Крым, Донецк? Поэтому, я думаю, мы и не поднимаем вопроса автокефалии. Нет в этом вопросе единства. А нужен ли нам ещё один раскол?

Но возвращаясь к епархиальной жизни. Всё же храмы мы строим. Есть такой небольшой городок – Великие Мосты. Священник там учился в Петербурге, его выгнали из храма – «ты москаль, иди отсюда, геть!». И он за 10 лет построил прекрасный Успенский храм, чем-то напоминающий Исаакиевский собор. Храм стал достопримечательностью города. Открыли церковь в Сходнице близ Трускавца… Но сложно. Всякий раз надо искать участок земли, потому что власти землю не выделяют.

– Знаете, – делюсь с батюшкой мыслью, – есть такое убеждение у многих священников, да и благотворителей, что если поставил храм, то словно билет в Царство Небесное купил. Но именно здесь, на Западной Украине, я отчётливо понял, что церкви – не главное… Сегодня есть, а завтра нету… Или даже вот он, стоит, а не подступишься. Главное – люди. Особенно дети.

– Мы стараемся работать и в этом направлении. Вот скоро праздник Пасхи – мы проводим его по линии епархиального отдела образования для некоторых школ Львова: дети раскрашивают пасхальные яйца, делают вытынанки – даже не знаю, как это по-русски… такие поделки, вырезанные рисунки, связанные с весной, Пасхой, родной школой. Потом организуется выставка, представители Церкви, общественных организаций, консульства России детей поощряют подарками.

– Во Львове есть российское консульство? Надо же! Не видать, не слыхать…

– Они сотрудничают с Русским обществом имени Александра Пушкина – думаю, вам было бы интересно побывать у них, узнать, как здесь живёт русская община… Мы издаём детский журнал «Боженивка» («Божий луг») – единственный на Украине украиноязычный православный журнал, наша художница сама его оформляет…

– А как он распространяется?

– Через священников на приходах: люди просят, и мы высылаем. Или централизованно – в ту или иную епархию. Но опять же проблема: поскольку журнал украиноязычный, то он не идёт дальше Западной Украины. На Восток мы его не можем послать, там в основном русские. Даже в Киеве его распространять сложно уже только потому, что издаётся во Львове.

– А с теми, что постарше, удаётся находить общий язык?

– Каждый четверг вечером здесь собирается «Молодёжка» по примеру Ионинского монастыря в Киеве – не слыхали? Обязательно побывайте там! Два молодых священника собирают молодёжь и обсуждают вместе злободневные для них темы. У нас хорошие отношения с местной федерацией скаутов «Галицкая Русь». Они ищут останки солдат, погибших в Карпатах во время Первой мировой. Много тут полегло как воинов России, так и Австрийской империи, Польши. Так что это программа международная.

Подумалось: ну вот же, и в здешних непростых условиях можно находить возможности сотрудничества; если Вторая мировая на Западной Украине стала камнем преткновения, в отношении её люди разделились, то ведь в отношении Первой мировой таких споров нет…

Из путевых заметок Михаила Сизова:

Благословившись, заходим в Георгиевский храм. Вспоминаю, что рассказывал нам в госпитале о. Сергий о храмовых иконах. За каждой из них – живая история.

Тихвинская  икона “Слезоточивая”

Вот слева из киота сострадательно смотрит Божия Матерь «Тихвинская Слезоточивая». В 1905 году «в безмездный дар от Святогорских пустынножителей» с Афона привезли во Львов две богородичные иконы. Одну, «Избавительницу», подарили в бывший оплот православия – Успенский храм, к тому времени уж триста лет как занятый униатами. А другую – «Слезоточивую» – передали в эту, единственную остававшуюся тогда православную, церковь. На иконе есть истёршаяся надпись чернилами, которая предупреждает: если православие совсем исчезнет во Львове, то сей образ следует передать русскому консулу.

Справа от солеи в киоте – Божия Матерь Почаевская. Икону привёз во Львов в 1936 году сам наместник Почаевской лавры, во укрепление веры. Встречали её очень душевно. Маленькая девочка Светлана Комендантова произнесла приветствие от детей. Как в дальнейшем сложилась её судьба?..

А самый древний образ в главном львовском храме – Божия Матерь «Одигитрия». Она из Манявского скита, который на протяжении столетий был единственным православным монастырём в Галиции. Закрыли его в 1785-м, причём австрийский комиссар объявил это прямо во время литургии, не дав её закончить. Имущество арестовали. Монастырские книги власти отдали Львовскому университету, церковные ризы – униатской духовной семинарии. Иконостас поныне находится во Львовском национальном музее. А храмовые иконы разошлись кто куда. Вот эту, «Одигитрию», по преданию, выкупил какой-то львовский мещанин и принёс в Троицкую «каплицу грецку», что была на месте нынешнего храма.

Доброделатели есть и в наше время. Лет пять назад многие отозвались, когда потребовалось собрать две тысячи долларов на её реставрацию. С доски сняли железные скрепы, и трухлявое дерево стало рассыпаться. Пришлось снимать красочный слой и наклеивать на новую основу. Для этого понадобились ещё деньги. И снова православные собирали с миру по нитке.

Иконостас храма. Справа – Почаевская икона Божией Матери

Помолившись перед «Одигитрией», подхожу к солее. Где-то здесь, как объяснял о. Сергий, есть дырочка, через которую можно посмотреть в алтарь, на большой образ Воскресения Христова. Рассказывают, что его в 1925 году привезли на телеге из Варшавы. Считается, что православные храмы разрушали только в СССР, и происходило это с 30-х годов. Но уже тогда перед глазами был пример поляков, которые с середины 20-х рушили в своей стране «москальские» церкви. Не посчастливилось и самому красивому в Варшаве Александро– Невскому храму, воздвигнутому из ценных пород мрамора и гранита, отделанному уральскими самоцветами, расписанному лучшими художниками России. Рушили его по технологии «малых взрывов», которую потом использовали большевики. Всего было 15 тысяч таких взрывов. Собора нет, а образ Воскресения остался…

Pages: 1 2