Украинский дневник

m-ukr«И зачем вы туда попёрлись, в революцию эту? Острых ощущений захотелось?» – спрашивают меня знакомые. Объясняю им, что на Украину мы выехали 13 февраля, когда ещё никто о возможности кровавого переворота не помышлял, и цель была самая обычная – написать, как живут там наши братья православные. Не верят… Да и я бы тоже не поверил, слишком уж всё совпало.

Редакционная экспедиция Игоря ИВАНОВА и Михаила СИЗОВА в № 703, 704705, 706, 707.


(Продолжение. Начало в № 703–706)

Из путевых записок Игоря Иванова:

На Львовском майдане

Стемнело. В быстро растущей толпе я потерял Михаила. Решил обойти эстраду, зайти с другой стороны. Там, в полумраке, стремительной походкой, о чём-то переговариваясь, не шли, а слетались на майдан чёрные униатские семинаристы и духовенство, вытаскивая на ходу епитрахили, – невольно пришло сравнение в голову со слетающимся вороньём. С обратной стороны на деревьях и заборе висело много рукописных лозунгов, среди которых я отметил один: «Львов + Донецк = Украина», – и подумал, что вот приеду в Донецк, как раз и проверю, так оно или нет…

Выйдя с другой стороны площади, я увидел поднявшуюся на сцену молодую женщину, очень напомнившую мне комсомольского секретаря былых лет. Местная специфика заключалась в том, что выступала она не на фоне ленинского профиля, а на фоне огромной иконы, напечатанной на баннере. До боли знакомыми комсомольско-молодёжными интонациями вколачивала она в мегафон злые, как гвозди, слова: «Я не имею право требовать от вас радикальных действий, но я прошу вас помогать тем радикальным гражданам, которые защищают Украину на майдане!..» Я тем временем разглядывал в изобилии развешанную тут наглядную агитацию: плакат «Твой выбор сегодня – твоё завтра», рядом с портретом известного писателя – надпись: «Иван Франко был европейцем, а ты?». Надо признать, что ни одного красно-чёрного бандеровского флага в оформлении майдана использовано не было.

Тем временем выступающая уже забыла, с чего начинала, и стала кричать о необходимости немедленно мужчинам грузиться по машинам и выдвигаться в Киев. «Дюже прошу – у нас полным ходом революция! – голос от напряга у неё сорвался на визг: – Мы такой влады не потерпим! Слава Украине!» И так раз десять – а в ответ заведённая толпа скандировала: «Героям слава!» Я оказался рядом с «Информационным центром» майдана, около баннера «Запись в студенческую самооборону» – и народ уже повалил записываться, женщины вносили деньги «на бензин». И всё это на фоне громогласного «Слава Украине!!».

«Героям слава!» – вдруг услышал я, как рядом надтреснувшим голосом прошепелявила какая-то старушка с авоськой в руке. Я поразился. Не удивляли меня крики молодых, даже среднего поколения – понятно, что у них разруха в умах полная. Но старики-то! Они вроде должны знать, что под приветствие «Слава Украине – Героям слава!» принято, вообще-то, как у нацистов, зиговать. В своё время даже нынешний здешний герой – митрополит Шептицкий – возмущался тем, как народная традиция восклицать «Слава Исусу Христу!» стремительно была подменена бандеровской кричалкой. «Замена этим словом («Слава Украине!» – Ред.) религиозного прославления Христа является выразительной тенденцией устранить Христа и поставить родину на Его место, следовательно, является признаком выразительной безбожной тенденции, – писал он. – Украина вообще не может существовать как самостоятельное государство, а тем более, быть славной державой без воли Царя царствующих и Господа господствующих Предвечного Бога нашего Спасителя, Отца и Господина».

Какие пророческие слова, увы! Как легко, оказывается, под натиском ненависти и агрессии христианство становится только декорацией! Вот она, сила толпы!..

Наконец нашёл я Михаила, снимающего митинг на видео, и мы отправились восвояси.

Из путевых записок Михаила Сизова:

На ночь мы остановились на съёмной квартире по вполне приемлемой цене. Цены на Украине сравнительно с российскими ниже. Денег у населения мало. Было даже стеснительно, когда в магазине мы набирали с Игорем продукты на ужин, а люди ходили с корзинками, на дне которых лежало по половинке батона и пакету молока. Закинув купленное в холодильник, сразу же включили телевизор. По экрану бежит строка «Гаряча точка. Майдан – 2014». Полыхают автопокрышки, на фоне огня о чём-то вещает в микрофон девушка в элегантной курточке и в армейском шлеме, обтянутом маскировочной тканью. «Клёвый шлем», – шучу. Воспринимать происходящее всерьёз уже нет сил.

Монастырёк

Квартира наша оказалась в историческом центре – близ улочки Ярослава Мудрого и холма с собором Св. Юры. И утром на очередную встречу отправились мы пешком, чтобы заодно полюбоваться городом. На улице Ивана Франко постояли перед старинным зданием с крестом и витражом над входом. Это действующий монастырь Св. Климентия, населяют его греко-католики ордена редемптористов. А нам надо к своим, в православный монастырь. Проходим ещё несколько кварталов и сверяемся по бумажке с надиктованным нам адресом: вот нужная улица, подъезд, набрать номер квартиры на домофоне… «Господи Иисусе Христе, Сыне Божий…»

igum.v

Игуменья Преображенского монастыря матушка Варвара

Дверь нам открыла пожилая монахиня. Лик её, обрамлённый апостольником, прямо светится. Так увиделось по контрасту с обыденными лицами на городских улицах. Игуменья Варвара (Щурат-Глухая), уже предупреждённая о визите, приглашает нас в квартиру из двух комнат, одну из которых занимает храм. Иконостас, лампады, запах ладана… На притолоке семь накопчённых крестиков – здесь есть такая традиция: на Страстной рисовать их над дверью. Стало быть, Преображенскому монастырю в этих стенах идёт восьмой год.

Разделяемся с Игорем: он беседует с игуменьей, а ко мне подошла старшая сестра обители, матушка Гавриила (Далецкая).

– Нам сказали, что матушка прежде была балериной, – огорошиваю первым вопросом.

– Ой, Господи помилуй! – монахиня перекрестилась. – Это такая яркая подробность, поэтому о ней все и вспоминают. Да, в юности по окончании хореографической школы она выступала на львовской сцене. Но вскоре матушка поступила в университет, закончила филфак. Она филолог в трёх поколениях. Её дед по отцу, Василий Щурат, писал стихи, был профессором Львовского университета, директором библиотеки Академии наук, исследователем «Слова о полку Игореве». До войны он был одним из основателей Львовского тайного украинского университета. Польская власть всячески ущемляла украинское образование, поэтому лекции читались подпольно. Во Львове есть улица Щурата… Он был похоронен на старинном Лычаковском кладбище, на первом поле, где почётные граждане. В той же могиле похоронили потом отца матушки – Степана Васильевича. Он тоже был филологом, опубликовал первые поэтические переводы Маяковского, Есенина. И матушке, наверное, по наследству перешёл поэтический дар – она богослужебные тексты пишет.

– Акафисты?

– Не только. Одним из первых заказов от владыки была служба священномученику Никифору, затем преподобному Амфилохию Почаевскому. По просьбе дивеевских сестёр матушка написала службу иконе «Спорительница хлебов», которую Блаженнейший Владимир благословил. Ещё – акафист и службу Галицким святым, а также нашей Тихвинской «Слезоточивой» иконе…

– Той, которую афонские монахи в Георгиевский храм прислали?

– Да, ей. Что интересно: иконе не было отдельной службы, хотя на Афоне все чудеса её записаны, в том числе как в Великий пост 1877 года она заплакала.

Из путевых записок Игоря Иванова:

Матушка игуменья показывает мне святыни крохотной комнаты-церковки и поясняет по ходу: «Эта икона Божией Матери пришла к нам с Афона. Специально для нас написана. Прихожанка работала в Греции, собрала деньги, а монах, узнав, что образ предназначается для православного монастыря во Львове, отложил все другие работы… Много исцелений от неё. А здесь мощи преподобных Киевских, Серафима Саровского, Варвары…»

Настоятельница продолжает о том, как «приходят» в обитель иконки, про исцеления верующих от них, но ничего о себе; тем временем я краем уха слышу, как матушка Гавриила рассказывает Михаилу про труды м. Варвары в написании богослужебных текстов.

Прерываю настоятельницу:

– Расскажите, как вы пишете акафисты.

Видно, что вопрос для неё прозвучал несколько неожиданно, но ответ матушка даёт вполне обстоятельный:

– Вот недавно из Криворожской епархии пришли документы на новомученика Иоанна Заболотного. Он родился в 1899 году в селе Клиново нынешней Кировоградской области. Практически ничего не известно было: ни из какой он семьи, ни даже дата его рождения, только год. Отказался от службы в Красной армии, за что попал в концлагерь, потом принял монашество, а в 1937-м в городе Зарайске под Москвой, где он служил, был арестован. На полигоне Бутово расстрелян. Прославлен в 2000 году в числе 120 новомучеников Бутовских. Прислали мне ксерокопии документов – тюремные фотографии в фас и профиль, анкету и постановление о расстреле. Жития нет. Но мне Господь помог: я на эту фотографию посмотрела и увидела лик Христа! Там было столько любви, прощения, понимания… Я по анкете написала акафист. И он получился! Господи, это, конечно, не я абсолютно. Раздумываю: как назвать его? По фамилии вроде не принято, Кировоградским – но там он только родился… Назвала Иоанном Зарайским – по месту последнего его служения. А потом по фотографии наша львовская иконописица написала его образ.

Интересно, знают ли в Зарайске, что их святому есть акафист?

Матушка Варвара приглашает всех в трапезную. Идти туда – через проходную комнату. Пробираемся меж двухъярусных кроватей, занавешенных плотными шторами. На ходу она показывает один из занавешенных «отсеков»: «А это мой игуменский корпус».

Чай с земляничным вареньем

– Это у нас просфорная, пекарня, странноприимница, – тоном экскурсовода объясняет матушка благочинная, заведя нас в кухню. Всё пространство плотно заставлено шкафами, тумбочками, столами, увешано картинками. – Это рисунки наших деток. Этот нарисовала Катя, когда ей было 4 года, – её родителей мы от аборта отговорили. У нас таких – вымоленных – тут целый детсад. Врачи теперь чуть что, советуют делать аборты. А мы даём акафист Феодоровской иконе – чтоб молились. Мы так делали, когда самой иконы у нас ещё не было, поэтому, наверно, она к нам впоследствии и пришла.

Помолившись, усаживаемся, матушка Гавриила пододвигает плошку с земляничным вареньем, подаёт хлеб:

– Монастырский, сами печём!

– А где пекарня? – уточняю.

– А вон она, обычная газовая духовка…

Тесновато. Но о перспективах расширения даже не спрашиваю – уже знаю, что «москалям» не светит, это чёткая идейная позиция городских и областных властей… Хорошо, хоть так.

 – А продукты где берёте?

– На базар ходим, – отвечает м. Гавриила. – Там как-то подходит к нам старушка и спрашивает: «Вы до какой церкви относитесь?» Я уже знаю эту базарную ситуацию, стараюсь отвечать обтекаемо: «Украинской Православной», а когда спрашивают, чей монастырь, – «Преображения Господа Иисуса Христа»… Но тогда со мной была матушка Евфросинья, коренная львовянка, самая пожилая наша, голубушка, умница, она отвечает прямо: «Московского Патриархата». У базарной собеседницы глаза округлились: мы ведь на украинском говорили, а тут – «Москва». Она даже переспросила, а потом заявляет: «Вы нам чужие!» Тут уж я не выдержала. Говорю: «Так вот и есть, что для вас свои стали чужими, а чужие стали своими!» Для меня это очевидно, а для местных, даже образованных, вовсе нет. Я иногда слышу реплики: дескать, эти галичане такие-то! Так нельзя, это прекрасные люди! Я среди них выросла, их знаю и люблю, понимаю их и во многом им сочувствую. Просто есть вещи, которые для них закрыты. Закрыты, и всё. Потому что здесь исторически так складывалось, что они вынуждены были находиться всё время в состоянии самообороны. Ведь среди них и москвофилы когда-то были… Но сейчас очень сложно что-то изменить – люди настолько зазомбированы пропагандой… Да что там, даже один из наших митрополитов мне говорит: «А зачем они увели кафедру в Москву?» «Если бы не “увели”, – говорю, – так и кафедры, и Церкви бы уже не осталось. А вы знаете, кто увёл? Не кто иной, как уроженец Волыни митрополит Пётр!»

– После войны Господь дал Галичине шанс, чтобы наш простой верующий народ вернулся к вере предков, к православию, – добавляет матушка Варвара. – Мои родственники – священники – участвовали во Львовском Соборе 1946 года, который отменил Брестскую унию, насаженную здесь католической Польшей. Нам удалось восстановить на западноукраинских землях историческую справедливость. Ведь в своё время, когда католики уже в Киеве были, здесь народ сопротивлялся унии. Только в начале ХVIII века под вооружённым натиском пала православная Успенская ставропигия.

– Матушка, а вы знали с детства, что у вас в роду были священники? – уточняю.

– Да, конечно. В анкетах мама писала сначала, что её отец – священник. Добрые люди посоветовали ей, чтоб она в биографии писала: отец – служащий. Что отчасти соответствовало действительности – он служил при инвалидном доме.

Пуговичка

– Мама рассказывала, что в 1915 году, когда ей было шесть лет, она видела приезд царских особ, – продолжает матушка Варвара. – Наблюдала из окна, как батюшка сопровождал одну из сестёр Императора, показывал ей Успенскую церковь. Мама ужасно хотела увидеть Великую княгиню, влезла на окно, которое выходило на церковный двор. Видит: идёт архиерей в пышной рясе, это дело понятное. А где же княгиня? Идёт какая-то дама в сереньком пальтишке – неужели она? Девочка была очень разочарована: разве так должна выглядеть царская особа?! Когда они прошли, выскочила во двор, прошла по их следам – нашла красивую пуговичку. Обрадовалась: всё-таки это была настоящая княгиня! История с этой пуговицей имела продолжение: с ней дети играли, потом у мамы её украли, затем вернули. Спустя годы мама об этом написала детский рассказ.

nikolai

Император Николай II с сёстрами великими княгинями Ольгой (в платье сестры милосердия) и Ксенией Александровнами у входа в гарнизонную церковь

(После командировки я разыскал в Российском госархиве кинофотодокументов снимок, сделанный как раз в тот день, когда девочка нашла пуговичку: 9 апреля 1915 года. Великая княгиня Ольга Александровна сопровождала Императора в одежде военной медсестры, а в пальто была Великая княгиня Ксения. Ну, стало быть, о ней речь в рассказе игуменьи и шла.)

 – Во время Первой мировой, когда русские войска стали уходить из Галиции, вместе с ними стала эвакуироваться в Россию и основная масса русских, – продолжает игуменья. – И семья дедушки, священника Владимира Гургула, тоже собралась. Бабушка уже упаковала чемоданы, и тут дед говорит: «Я свою паству не брошу, не имею права». Служил он тогда в русском Успенском храме. Впервые, как рассказывали, не послушался своей матушки. Матушка, человек спокойный, закатила истерику: это ж верная смерть! А он своё: «Делайте что хотите, но Церковь меня здесь поставила пастырем, я должен остаться».

Остался, и австрияки его арестовали как москвофила. Мама была самой младшей в семье, побежала сразу в часовню Трёх святителей, бухнулась на колени перед иконой Богородицы: «Матерь Божия, не забирай у меня отца! Верни мне его!» И каким-то чудом он вернулся: то ли его отпустили, то ли дали убежать…

Pages: 1 2

Добавить комментарий